|
Каталог статей
ЮРОДИВЫЙ
ЮРОДИВЫЙ — центральный персонаж трагедии А.С.Пушкина «Борис Годунов»
(1825). Юродивыми на Руси называли блаженных, отказавшихся «Христа
ради» от земных благ и ставших «печальниками» народными. Юродивые вели
нищенский образ жизни, ходили в рубищах и обычно носили вериги. В
период с
XIV по XVI в. юродивые пользовались особым почитанием: многие из них
были канонизированы как святые. Им приписывали дар провидения, под
маской безумия они бесстрашно обличали сильных мира. Известно,
например, что юродивый Никола Салос встретил Ивана Грозного и его
войско на пути к Пскову и своими речами спас город от разорения. В
«Истории…» Н.М.Карамзина рассказывается о Василии Блаженном, который
«не щадил Грозного и с удивительной смелостью вопил на стогнах о
жестоких делах его». Там же упоминается другой юродивый (имя его -Иоанн
Блаженный), который, «ходя по улицам нагой в жестокие морозы <
...>, торжественно злословил Бориса». Рассказ Карамзина о юродивых
послужил Пушкину источником для создания своего образа юродивого.
В трагедии Ю., по имени Николка и по прозвищу Железный Колпак,
появляется в одной лишь сцене: в семнадцатой картине — «Площадь перед
собором в Москве». Вся роль Ю. состоит из семи коротких реплик:
диалогов со старухой, подавшей ему копеечку, с мальчишками, отнявшими
эту копеечку, и, наконец, с Борисом Годуновым, у которого он просит
защиты («Николку дети обижают») и наказания обидчиков: «Вели их
зарезать, как зарезал ты маленького царевича». В словах этих нет
разоблачения, делающего тайное явным. Ю. повторяет то, что «уж не
ново», о чем говорят все персонажи с первой сцены (диалога Шуйского и
Воротынского: «Точно ль царевича сгубил Борис? — А кто же?»). Однако
если в начале трагедии никто открыто «не смеет и напомнить о жребии
несчастного младенца», то теперь обвинение произнесено прилюдно. Оно
брошено в лицо Годунову. Для Бориса это действительно удар. Весть о
Самозванце произвела в судьбе царя перелом, случайная встреча с Ю.
приблизила катастрофу (в античном понимании термина —как неизбежной
развязки).
В системе образов трагедии существует сюжетная и символическая связь
между Ю. и Пименом. (Отмечено В.М.Непомнящим.) Оба персонажа появляются
единожды, активно в событиях не участвуют, лишены (в отличие, скажем,
от Шуйского) корыстных интересов. У них особая миссия — по словам
В.М.Непомнящего, «миссия правды». Бориса мучает содеянное, но в его
представлении это только «пятно единое» на совести, в остальном чистой.
Противники Годунова усматривают в произошедшем жребий — счастливый
сперва для Бориса, а теперь для них (предлог, чтобы «народ искусно
волновать»). И только Пимен, а затем Ю. осознают всю меру «ужасного
злодейства», совершенного в Угличе. Оттого-то «нельзя молиться за царя
Ирода». Деяние сугубо историческое (мало ли убийств происходило в
борьбе за власть, тем более — высшую) осознается как вневременной грех,
равный преступлению Ирода.
Работая над образом Ю., Пушкин стремился к реалистической достоверности
и исторической точности. (Поэт просил Н.М.Карамзина и В.А.Жуковского
прислать ему житие какого-нибудь юродивого.) Между тем еще в период
сочинения трагедии вокруг Ю. образовалось поле аллюзийного напряжения.
(Совет Жуковского: «…тебе надобно выехать в лицах юродивого»; ответ
Пушкина: «Не пойти ли мне в юродивые, авось буду блаженнее».
Примечательное суждение анонимного цензора (? Ф.Булгарина): слова о
царе Ироде, «хотя не подлежат никаким толкам», могут быть неверно
поняты публикой, не привыкшей, «чтобы каждый герой говорил своим
языком».) В этом контексте возникает знаменитое признание Пушкина в
том, что в трагедии, написанной «в хорошем духе» (т.е. без аллюзий), он
«никак не мог упрятать всех моих ушей под колпак Юродивого».
Созданный Пушкиным образ претерпел ряд изменений в опере
М.П.Мусоргского «Борис Годунов» (1868-1872). Мусоргский почти дословно
воспроизводит пушкинский текст. Однако между эпизодом с копеечкой и
выходом Годунова звучит хор: «Хлеба!», исполненный горя и отчаяния. Тем
самым сгущается трагическая атмосфера действия, устранен важный для
Пушкина контрапункт «высокого» и «низкого», патетического и
комического. Ю. Мусоргского — бесспорный выразитель «мнения народного»:
у Пушкина оно переменчиво и непостоянно. В трагедии Ю. ни о чем не
пророчествует. В опере образ приобретает провиденциальное значение.
Поэтому Ю. появляется второй раз, в заключительной сцене, «Под
Кремами». Он предсказывает «смутное время», льет слезы о душе
православной: «Скоро враг придет, и настанет ночь. Горе, горе Руси
тогда…» Плачем Ю. опера Мусоргского заканчивается.
Сцена с Ю. («У Василия Блаженного») была исключена композитором из
последней редакции оперы, ее пропустил Н.А.Римский-Корса-ков, когда
заново оркестровал «Бориса Годунова». Впервые эта сцена вошла в
представление оперы только в 1926 г. Первым исполнителем партии Ю. стал
И.С.Козловский, создавший один из самых грандиозных образов русской
оперной сцены. Эту партию певец исполнял в течение сорока с лишним лет.
Среди драматических актеров выделяется В.Н.Яхонтов, игравший сцену с Ю.
на концертной эстраде.
|
| Категория: Характеристики литературных персонажей (героев) | Добавил: ZZolotko (30.07.2009)
|
| Просмотров: 919 | Комментарии: 1
| Рейтинг: 0.0/0 |
|
загрузка...
загрузка...
|
