ТАРАС БУЛЬБА — герой повести Н.В. Гоголя «Тарас Бульба» (перв. ред.
1835, вторая — 1842). Исторические прототипы образа Т.Б.— выдающиеся
деятели национально-освободительного движения Украины XV-XVII вв.:
Наливайко, Лобода, Тарас Трясыло, Гуня, Остраница. Некоторые
биографические черты связывают Т.Б. и Богдана Хмельницкого. Однако
Т.Б.— собирательный образ, и главным источником служил Гоголю фольклор:
украинские народные песни и думы, исторические песни, героические
былины и сказки о богатырях.
Образ Т.Б. эпичен, героиней и масштабен. Его судьба разворачивается на
фоне грозных исторических событий — борьбы Запорожской вольницы против
польской шляхты, турецкого и татарского владычества. Т.Б.— тип
положительного героя, ибо он неотъемлемая часть родового единства
казачьего братства; его поступками в основном руководит кодекс
рыцарской чести; он сражается и умирает во имя интересов Русской земли
и православной веры; в нем «широкая, разгульная замашка русской
природы». Положительное начало образа Т.Б. уравновешивает
безыдеальность образов «уродов» и «существователей» (Гоголь создает
образ Т.Б. одновременно с работой над «Мертвыми душами»). В образе Т.Б.
идея товарищества, скрепляющая стихию коллектива, противостоит эгоизму
отрешенной индивидуальности, а утопическая республика Запорожской Сечи
с ее свободой, равенством, братством противопоставлена узости,
мелочности, преклонению перед чинами и капиталом холодного и бездушного
Петербурга (Г.А.Гуковский).
Портрет Т.Б. гиперболичен. Богатырская сила, телесная мощь, суровость и
прямолинейность, чуждая всякому лукавству, составляют основу облика
Т.Б.: «Бульба вскочил на своего Черта, который бешено отшатнулся,
почувствовав на себе двадцатипудовое бремя, потому что Тарас был
чрезвычайно тяжел и толст»; «… навесил он еще ниже на очи свои хмурые,
исчерна-белые брови, подобные кустам, выросшим по высокому темени горы,
которых верхушки вплоть занес иглистый северный иней»; «весь он был
создан для бранной тревоги и отличался грубой прямотой своего нрава».
Широта и могучий размах Т.Б. в пиршестве и ратном деле приобретают
былинные, грандиозно-стихийные черты: «Не нужно пампушек, медовиков,
маковников и других пундиков, тащи нам всего барана, козу давай, меды
сорокалетние! Да горелки побольше, не с выдумками горелки, не с изюмом
и всякими вытребеньками, а чистой, пенной горелки, чтобы играла и
шипела, как бешеная». Т.Б. в гневе колотит горшки и фляжки. В пылу боя
«рубится и бьется Тарас, сыплет гостинцы тому и другому на голову …
рубя в капусту встречных и поперечных». Раненый, Т.Б. грохнулся, «как
подрубленный дуб, на землю». «А тем временем набежала вдруг ватага и
схватила его под могучие плечи. Двинулся было он всеми членами, но уже
не посыпались на землю, как бывало прежде, схватившие его гайдуки. <
...> Но не старость была виною: сила одолела силу. Мало не тридцать
человек повисло у него по рукам и ногам». Образ Т.Б. неоднозначен: ему
свойственны жестокость и коварство, считающиеся этической нормой в
XV-XVII вв. Т.Б. низлагает кошевого, отказавшегося нарушить клятву и
возобновить войну, только потому, что два сына Т.Б. должны закалиться в
боях. Т.Б. напоил казаков, подговорил их устроить общий сбор, и
хмельные казаки, по наущению Т.Б., сместили кошевого, выбрав угодного
Т.Б. Кир-дягу. После казни Остапа Т.Б. мстит шляхте, справляет
«поминки» по сыну: грабит замки, выжигает 18 местечек, костелы: «Ничего
не жалейте!» — повторял только Тарас. Не уважили казаки чернобровых
панянок, белогрудых, светлоликих девиц; у самых алтарей не могли
спастись они: зажигал их Тарас вместе с алтарями < ...> не
внимали ничему жестокие казаки и, поднимая копьями с улиц младенцев их,
кидали к ним же в пламя».
В образе Т.Б. сливаются две стилевые стихии гоголевского повествования:
историческая конкретность и реализм изображения грубого века, когда
обоюдная свирепость казаков и поляков — обычное явление, и, с другой
стороны, торжественно-лирический пафос народно-поэтического эпоса,
смысл которого — апофеоз богатырской мощи Русской земли. Сыноубийство
мотивировано предательством и изменой Андрия Русской земле и
православной вере, следовательно, этически оправданно: ««Так продать?
продать веру? продать своих? < ...> Я тебя породил, я тебя и
убью!» — сказал Тарас…» Гоголь переосмысливает библейский мотив
жертвоприношения Авраама: Андрий (жертвенный агнец Исаак) не спасен
Богом, а Т.Б. (ветхозаветный Авраам) приносит его в жертву православию:
«как молодой барашек, почуявший под сердцем смертельное железо, повис
он головой и повалился на траву, не сказавши ни одного слова». В
противоположность изменнику Андрию Остап, другой сын Т.Б., распят
мучителями на эшафоте за веру, подобно Христу («Остап выносил терзания
и пытки, как исполин»). Т.Б. «стоял в толпе, потупив голову и в то же
время гордо приподняв очи, и одобрительно только говорил: «Добре,
сынку, добре!»» Отцеоставленность Остапа и его крик, подобный воплю
Христа на кресте: «Батько! где ты? Слышишь ли ты?» (ср.: «Боже Мой,
Боже Мой, для чего Ты Меня оставил?» — Матф., 27:46) рождает ответный
возглас Т.Б. (как бы ответ Бога умирающим за него верным христианам):
«Слышу!» (М.Вайскопф). Таким образом, эпическое единство образа Т.Б.
раздваивается в образах его сыновей. Образ Остапа воплощает идею
неразрывной связи с родовым телом, верность рыцарской чести и
Отечеству, образ Андрия — идею отпадения, эгоистической разобщенности
людей, отрыва от целого: коллектива, народа, Бога (мотив грехопадения),
что характерно для современной Гоголю европейской цивилизации (ср.
критику последней в «Мертвых душах» и петербургских повестях).
Кровавая битва — стихия Т.Б. В ней звучит мотив смертного пиршества,
как в «Слове о полку Игореве». Смерть витязей за Отечество угодна Богу
(«И вылетела молодая душа. Подняли ее ангелы под руки и понесли к
небесам»). Казаки, следовательно, предстают Божьим воинством, и
крылатые слова Т.Е., подбадривающие их («Есть ли еще порох в
пороховницах? Крепка ли еще казацкая сила? Не гнутся ли еще казаки?»),
есть слова «наказного атамана», поставленного Божьим промыслом во славу
Русской земли. Русская земля приобретает в понимании Гоголя мессианский
смысл. Гибель Т.Б. сохраняет тот же высокий христианский пафос, хоть и
снижена юмористическим мотивом потерянной Т.Б. люльки: «И нагнулся
старый атаман и стал отыскивать в траве свою люльку с табаком,
неотлучную спутницу на морях и на суше, и в походах, и дома». Поляки
сжигают Т.Б. на огне, распиная на древесном стволе (ср. традиционный
хри стианский символ древа-креста): «Да разве найдутся на свете такие
огни, муки и такая сила, которая бы пересилила русскую силу!»
Лит.:
Каманин И.М. Научные и литературные произведения Н.В.Гоголя по истории
Малороссии // Памяти Гоголя. Киев, 1902; Карпенко А.И. О народности
Н.В.Гоголя. Киев, 1973.
|
